Lingwowed

Перемещаемость предполагает существование чувства времени. Наше восприятие времени отлично от его восприятия существами, неспособными к перемещаемости. Для нас время – это одна из размерностей. А для существ, которые не в состоянии мысленно вычленить себя из непрерывного потока чередующихся во времени событий? Такое гипотетическое существо жило бы исключительно текущим моментом, непрерывно реагируя на внутренние и внешние стимулы, причем характер его реакции определялся бы естественным отбором. Мы знаем теперь, что таких животных не бывает, и все же давайте представим себе, что поведение животных именно таково (по крайней мере таким его обычно считают), чтобы сконцентрировать внимание на понятии перемещаемости.

Мы видели, что перемещаемость описывают с самых разных позиций. Роджер Браун, например, в общих терминах подчеркивает ее эволюционное значение; Урсула Беллуджи и Якоб Броновский пытаются описать четыре поведенческих свойства перемещаемости в той последовательности, в которой они проявляются по мере развития языка; Чарлз Хоккет, давая характеристику речи, включает перемещаемость в схему ее основополагающих признаков. Подобная разноголосица может вызвать у читателя естественный вопрос: «Ну, хорошо, у каждого есть что сказать по поводу перемещаемости, но что же это все-таки такое?» Этим вопросом стоит заняться, поскольку поведенческие свойства перемещаемости могут быть использованы для решения или по меньшей мере для прояснения некоторых хорошо известных философских проблем, которые относятся к природе человека. Понятие перемещаемости стоит в начале длинного пути к объяснению того, в чем, собственно, заключаются основные отличия человека от шимпанзе.

В строении мозга млекопитающих, пресмыкающихся и рыб есть некоторые общие основополагающие черты. И у тех и у других можно выделить задний мозг, средний мозг и по крайней мере зачатки переднего мозга. Каждое качественное продвижение вверх по эволюционной лестнице сопровождается, по-видимому, постепенным перемещением вперед того командного пункта, который управляет поведением животных, так что у высших млекопитающих он, скорее всего, располагается в переднем мозге. Передний мозг человека сильно увеличен. Он представлен корой больших полушарий (или «новым» мозгом, как мы гордо ее называем), состоящей из серого вещества, в котором, в частности, реализуется наша способность к перемещаемости. Структуры среднего и заднего мозга объединяются общим термином «старый», или «первичный», мозг. Он несет ответственность за те стороны поведения, которые генетически унаследованы нами от предков-животных, то есть за «животную» часть нашего поведения. Первичный мозг отвечает за такие явления, как рефлексы, координация движений и эмоции – будь то душевный подъем или проявления агрессивности.

Если традиционная модель поведения животных рассматривает животное как «узника тирании момента», то «старый мозг» человека следует тогда рассматривать как тюремную стражу, поскольку в рамках такой модели каждый стимул влечет за собой непосредственную реакцию, основанную на генетически заложенных в мозгу животного, передающихся из поколения в поколение инструкциях. По словам Беллуджи и Броновского, любая информация, получаемая животным об окружающем мире, является «руководством к действию». Животные в своих поступках жестко привязаны к текущему моменту и месту, в котором они находятся; они не могут оглядываться назад и сравнивать. В подобном контексте свойство перемещаемости – это средство высвобождения из-под тирании эмоциональных реакций. В своем перечне пяти последовательных этапов формирования перемещаемости Беллуджи и Броновский отмечают этот аспект как «отделение действий или изменений эмоционального состояния от смысла сообщения или содержащейся в нем инструкции».

Вспомним, что Элли мог устанавливать связь между жестом на амслене и соответствующим английским словом. Чтобы такая связь сформировалась, шимпанзе должен был преобразовывать информацию, получаемую посредством слуха, в информацию, передаваемую жестами и воспринимаемую зрением, то есть в совершенно другой, визуально-тактильный, канал связи – иными словами, обезьяна должна была осуществлять кросс-модальный перенос. Такие ассоциации обязательно предполагают восприятие и использование языка в целом. Именно поэтому принято было считать, что шимпанзе не способны к установлению подобных ассоциаций; они слишком эмоциональны для такой деятельности.

Один из основных отделов первичного мозга у человека называется лимбической системой. Он включает участок мозга, называемый лимбической областью, и его всевозможные связи с другими отделами мозга. Эта область расположена между передним и задним мозгом и связана с ними обоими. По словам нейролингвиста Гарри Уиттекера, она «совершенно одинакова у человека и у животных». Словами «лимбическая система» обозначаются основные структуры, управляющие эмоциями человека. Центральная система, ответственная за пользование языком, включает несколько взаимосвязанных участков в коре головного мозга, а также проводящие пути между ними, лимбической системой и другими подкорковыми структурами. Существование непосредственных связей между различными участками коры головного мозга дает возможность человеку устанавливать ассоциации между информацией, полученной по различным каналам и имеющей различную природу. Такие ассоциации создают основу для формирования символических единиц устной речи. До тех пор пока не существовало данных о способностях Элли переводить полученную «на слух» информацию из аудиовокального канала связи в визуально-тактильный – то есть в информацию, передаваемую жестами и воспринимаемую зрительно, – считалось, что у других приматов, кроме человека, прямых связей в коре головного мозга не существует и в силу этого они не способны к формированию такого рода ассоциаций. Полагали, что различные сенсорные каналы этих приматов связаны лишь через лимбическую систему. Одно из свидетельств в пользу данной точки зрения – это неспособность шимпанзе к новым для них вокальным упражнениям.