Lingwowed

В рамках теории речевых актов изучаются, в частности, ситуации, когда слово одновременно является делом (клятва, обьявление войны или мира, вынесение приговора и т. д.). На эти ситуации обращал внимание еще А. Гардинер, также бывший одним из предшественников теории речевых актов. Выше мы приводили высказывание К. Брандиста о Гардинере как связующем звене между МФЯ и теорией речевых актов; впрочем, он упоминает и критическое отношение к книге Гардинера со стороны Дж. Остина. Множество речевых актов образует дискурс. Это одно из основных понятий данной теории, дискурсы также активно изучают.

«При классификации речевых актов учитывается иллокутивная цель, психологическое состояние говорящего, направление отношений между пропозициональным содержанием речевого акта и положением дел в мире, отношение к интересам говорящего и адресата и др.». Под иллокутивной целью (термин Остина) имеется в виду коммуникативная цель в ходе произнесения высказывания. Опять-таки перечислены вопросы, ставившиеся в МФЯ, исключая вопрос о психологическом состоянии говорящего во время диалога; этот вопрос, очень значимый в концепции диалога Л. П. Якубинского, выводился за рамки теории в МФЯ.

Прагматика, имея иные истоки, идя не от лингвистической философии, а от семиотики, пришла к изучению примерно того же круга вопросов, что и теория речевых актов. Различие между ними связано скорее с определенными традициями, например, превращение слова в дело принято изучать в рамках теории речевых актов, а пресуппозиции – в прагматике. Как указывают Н. Д. Арутюнова и Е. В. Падучева, речевой акт – «центральное для прагматики понятие». Далее они пишут: «Взаимодействие речевого акта и контекста составляет основной стержень прагматических исследований, а формулирование правил этого взаимодействия – ее главную задачу». Но обязательность учета «идеологического» контекста – опять же одно из главных требований к науке о языке, содержащихся в МФЯ. И тут современная наука развивается в соответствии с тем, что, пусть в декларативной форме, содержится в этой книге, опубликованной еще тогда, когда не существовало даже термина «прагматика».

В состав прагматики входят и такие сферы, как пресуппозиции, «модальные рамки» и правила социального взаимодействия между говорящим, слушающим и «героями» высказывания (так называемые вежливость и/или этикет). Выше уже говорилось о том, что вводимое в «Слове жизни и слове в поэзии» и присутствующее в МФЯ понятие «социального кругозора» близко к понятию пресуппозиции. С понятием пресуппозиции тесно связано понятие истинности и ложности высказывания, где некоторые исследователи прямо учитывают идеи Бахтина: А. В. Гладкий пишет, что об истинности или ложности предложения можно говорить только «если мыслить наше предложение как целое сообщение, или высказывание в смысле М. М. Бахтина». Бахтин, правда, призывал в РЖ не смешивать «предложение» и «высказывание», даже если их границы совпадают. Вопросы правил вежливости или этикета (рассмотренные в Экскурсе 3), затронутые в «Слове в жизни и слове в поэзии», одной из статей в «Литературной учебе» и позже в РЖ, также решаются в современной науке с помощью обращения к прагматике.

И семантика впервые стала полноценным объектом лингвистических исследований лишь вместе с изучением прагматики и / или теории речевых актов. Показательно, что в нашей стране ведущая семантическая школа, связанная с именами Н.Д. Арутюновой, Е. В. Па-дучевой и их учеников, одновременно является и школой прагматики и теории речевых актов. До того семантика была ограничена, как правило, лишь семантикой отдельных грамматических категорий и семантикой отдельных слов и их групп. При этом далеко не вся лексика поддавалась «абстрактно-объективистскому» анализу, причем хуже всего дело обстояло как раз с самыми употребительными и, казалось бы, простыми словами. На это еще в 40—50-е гг. обращали внимание исследователи (М. Н. Петерсон, А. И. Смирницкий). Еще хуже дело обстояло с семантикой предложения, не поддававшейся строгому анализу. Все это, как мы помним, констатируется в МФЯ, а позже в РЖ.