Lingwowed

Жду обещанного снимка Вашего кабинета. Пожалуйста, не забудьте!

С Новогодним приветом! Кланяюсь Mrs. Simmons!

Ваш К. Чуковский

От Э. Симмонса, 1 февраля 1968 г.

Дорогой Корней Иванович!

Ваше великолепное сравнение русского текста Вашего «Чудо-дерева» с переводом миссис Мортон окончательно убедило меня в том, что стихи она переводит плохо. Жалею, что, когда я писал отзыв на ее антологию, у меня не было под рукой оригинала. Я вряд ли мог бы указать на все погрешности, которые нашли Вы, особенно на тонкое использование «ка», – но часть из них вполне мог бы обнаружить. Так или иначе, не следовало бы ей печатать свой перевод после того, как Вы ей сделали столько замечаний по тому тексту, который она Вам прислала, или уж пусть бы честно постаралась его исправить. Все дело в том, что она не поэт, а я всегда был убежден, что переводить поэзию можно, только будучи хоть немного поэтом. (…)

Вполне согласен с тем, что Вы пишете о моем отзыве на «Мастера и Маргариту». Перевод Мирры Гинзбург несомненно намного превосходит работу Гленни, особенно в смысле большей верности оригиналу, что я пытался показать на примере его вопиющих ошибок – я тоже мог бы набрать их куда больше, если б позволяло место. Но я признаю свою вину за ту фразу из рецензии, которую Вы приводите, – возможно, она продиктована тем, что английский язык у Гленни более изощренный и современный. (…) Так или иначе, предпочтение, которое я отдал переводу Мирры Гинзбург, подхвачено издателями и использовано в рекламе, что доставляет мне некоторое удовлетворение. Кстати, Вам, может быть, известно, что Мирра Гинзбург в письмах в «Нью-Йорк таймс» и в «Паблишере уикли» раскритиковала отзыв Патриции Блейк на эти два перевода, опубликованный в «Таймс», и указала на недостатки перевода Гленни. Он ответил неубедительно и в очень неприятном тоне. (…)

От К. Чуковского, 17 апреля 1964 г.

Дорогой профессор Сидней Монас!

Итак, мы оба пришли к убеждению, что и в США и в Англии русская художественная литература в большинстве случаев переводится плохо. У многих переводчиков совершенно отсутствует чувство литературной ответственности. Нет компетентной, страстно заинтересованной критики, которая осуществляла бы строгий – и притом постоянный – контроль над англо-американскими переводами с русского.

Встречаются, конечно, переводы высокого качества – исполненные с любовью, талантливо, но это редкость и чистейшая случайность, нисколько не характерная для общей культуры переводческого искусства. Вдруг появятся отличные переводы «Записок» Аксакова, или тургеневской «Первой любви», или герценовских «Былого и дум», или «Клопа» Маяковского, но это нисколько не мешает большинству переводчиков из года в год безнаказанно коверкать по своему произволу и Гоголя, и Толстого, и Чехова, и Блока, и Шолохова. (…)

Партизанская борьба с этим злом недостаточна. Здесь нужна планомерная, систематическая, неослабная, повседневная деятельность целого коллектива литературных работников, и, судя по Вашей статье, Вы – один из тех, кто мог бы не без успеха участвовать в такой плодотворной работе: в Вашей статье мне послышалась та же обида за русскую литературу, за ее славу и честь, какая томит и меня. Было бы чудесно, если бы Вы выступили с целым рядом горячих статей где-нибудь в «Atlantic» или в «New Yorker» в защиту русской художественной прозы и лирики от многочисленных ее исказителей – небрежных и косноязычных переводчиков.

Право же, русская литература достойна того, чтобы ее переводили не ремесленники, а подлинные художники слова. Поэтому я всем сердцем сочувствую Вашему призыву, обращенному к наиболее сильным мастерам перевода: Эрроусмит, Латимор, Уилбер, Гехт, изучайте русский язык!

Впрочем, дело не только в отсутствии сильных талантов. Главная беда – отсутствие устойчивых принципов. Не выработано сколько-нибудь отчетливых, надежных критериев для оценки тех или иных переводов русской художественной литературы на английский язык.