Lingwowed

Ко времени развенчания фальшивки Сперанский имел все основания при атрибуции ее автора ссылаться на «обычную манеру Сулакадзева» в подделках письменных источников. И из литературы, и самому Сперанскому уже были хорошо известны несколько подобных изделий Сулакадзева, в которых подлинные рукописи «удревнялись» фальшивыми приписками.

Судьба таких рукописей оказалась во многом аналогичной судьбе «молитвенника» великого князя Владимира. Еще в 1881 г. князь П. П. Вяземский сослался в своей работе о монастырях на Ладожском и Кубенском озерах на пергаменный «вселетник» новгородского митрополита XI в. Илариона как на вполне достоверный источник. В нем под 1050 г. говорилось: «Се лето принесоша съ Валаама Новуградъ Великий преподобныхъ Сергия и Германа у трети разъ».

Сперанский разыскал эту рукопись, представляющую собой церковный устав в списке XV в. Здесь, как и в «молитвеннике», на свободных местах киноварью более темного цвета, чем в подлинной рукописи, Сулакадзевым все в той же безыскусной манере письма «под древность» (примитивным уставом) сделан ряд приписок. Первая из них сообщала, что рукопись написана иноком Ларионом в память пребывания в Печерском монастыре в 1050 г. Вторая приписка повествовала, со ссылкой на «древнее письмо», о путешествии апостола Андрея Первозванного в Киев, Смоленск, Новгород, Грузино, на Валаам.

Сперанский обнаружил еще две части этой рукописи, разделенной Сулакадзевым. В них также имелись фальсифицированные приписки. В одной части сообщалось, как можно понять из крайне туманного текста, о поминании в 1050 г. княгини Ирины Ярославны и «окрещенных костею» Ярополка и Олега. Вторая часть той же рукописи содержала запись о ее написании игуменом (очевидно, церкви Святого Михаила) Сильвестром при киевском князе Владимире Всеволодовиче с устава митрополита Илариона, написанного Ранко Ухичем.

В руках Сперанского побывало и еще несколько подлинных рукописей с приписками Сулакадзева, содержащими вымышленные факты прошлого. Одна из них представляла пергаменную рукопись XIII–XIV вв., в которой Сулакадзев сделал две приписки: 1367 г. «Зуты посадницы» и 1116 г. «Жарослава». Последний молился за ладожского посадника Павла и просил Бога помочь закончить строительство церкви Богородицы и печи в монастыре на острове Валаам не по образцу, имевшемуся на «Ярославле дворе», а «баннюю», как в Варяжске устроил игумен Антоний «по-печерному». Вторая — бумажная рукопись конца XVII в. — содержала приписку, где заверялось, что рукопись еще в XII в. принадлежала князю Игорю. В третьей рукописи (на бумаге начала XVIII в.) в пространной записи, сделанной Сулакадзевым, говорилось, что написана она в 1280 г. инокиней, бывшей женой князя Ярослава Ярославича, в знак поминания его души. Здесь же сообщалось, что в этот год скончался митрополит всероссийский Кирилл, были «громи мнози», упоминались дети Ярослава — Святослав, Михаил и Ярослав. В четвертой рукописи — Хронографе в списке XVI в. — Сулакадзев фальсифицировал запись о ее создании в 1424 г.

Не обошел своим вниманием Сулакадзев и другие рукописи. Так, сборник XVIII в., содержащий материалы по экономическим вопросам, он назвал «Сокровище известных тайн и экономии земской и о должности пахотного человека», что в целом соответствовало содержанию, но не утерпел и отнес время его создания к 1600 г. Аналогичным образом Сулакадзев поступил и еще с одной рукописью XVIII в. Наконец, церковный устав в списке XIII–XIV вв. фальсификатор удревнил припиской на последнем листе — записью о его принадлежности великой (?) княгине Анне Ярославне, супруге французского короля Генриха I.

Подлинных рукописей, фальсифицированных приписками Сулакадзева, сохранилось много, только их перечисление заняло бы не одну страницу. Но и приведенные нами примеры красноречиво говорят о мотивах, которыми руководствовался фальсификатор. В первую очередь — это стремление «состарить» рукописи, польстить самому себе как коллекционеру и продемонстрировать такие «раритеты», которые могли вызвать изумление и восхищение современников. Однако целый ряд фальсифицированных приписок содержат не только даты, но и любопытнейшие по своей значимости и уникальности исторические факты. Для чего же они были нужны петербургскому коллекционеру?

Заметим, что «деятельность» Сулакадзева надо рассматривать в общем контексте исторических поисков, которые вели ученые начала XIX в., причем по проблемам, носившим дискуссионный характер, будь то знаменитая журнальная полемика о «банном строении» или споры о существовании так называемого Реймского Евангелия Анны Ярославны. Как человек начитанный, Сулакадзев своими фальсификациями пытался вмешаться в такие споры и даже поставить в них точку «новыми» историческими данными.