Lingwowed

Достоверен и образ нянюшки с ее просторечием: она полагает, что общество других детей пошло бы Джону очень даже на пользу (would do him a world of good), а о причудах мальчугана в переломную для него весну сказано: сильно досталось его коленкам , костюмам и нянюшкиному терпению (…spring, extremely hard on his knees и т. д.) – разумеется, скучно и книжно в применении к ним обоим было бы какое-нибудь исключительно , крайне трудная или тяжелая весна!

Мать вынимает из чемодана пакеты, еще не известно, что в них, но ясно: привезены подарки, и потому пакеты не подозрительны (suspicious), а заманчивы .

Джон рассказывает, что Джун водила его в церковь. I came over so funny – оборот очень не прост, в переводе ему стало так странно .

– Ты всех любишь? – спрашивает сына Ирэн, и он, подумав, отвечает: Немножко – да . Конечно же, не мог он ответить что-нибудь канцелярское вроде «до известной степени», хотя буквалист, возможно, побоялся бы уйти далеко от up to a point. А для маленького Джона это немножко вполне естественно, и правильно, что вскоре оно возникает в его речи из другого, но близкого по интонации оборота: I don’t want to grow up much: Я не хочу совсем вырасти, только немножко . И так же естественно, когда он просит разрешения оставить на ночь дверь спальни приотворенной, его обычным словом отвечает мать: Just a little – Да, немножко .

Джон переспрашивает, почему родители не ходят в церковь – Why don’t you. Здесь do всего лишь заменяет глагол, который по-русски в речи, тем более детской, повторять незачем: и переведено не Почему не ходите , а просто: А почему ? Еще один из мельчайших приемов, которыми достигается правда разговора и образа.

Мать говорит о Джоне отцу: he’s imaginative , у него богатое воображение . А перед тем мальчик берет на кухне ломтик сыра, печенье, две сливы – достаточно припасов для игры, для шлюпки, чтобы съесть их in some imaginative way – то же слово передано иначе: он съедает все это как-нибудь поинтереснее .

Интонацией передается обычный в английском курсив. Ну и силач ты, Джон, You are strong – охнула Ирэн, когда сынишка стиснул ее в объятиях, Ну и загорел же ты, You are brown – слова отца. Но всего важней в «Пробуждении», конечно, интонации самого мальчика.

«Открытие, что мать его красива, было тайной, которую, он чувствовал, никто не должен узнать» – тут радует и тайна , заменяющая классическое по законам чужого языка местоимение (The discovery that his mother was beautiful was one he felt must absolutely be kept to himself), радует и ход от противного: буквальное держать тайну, открытие про себя , пожалуй, еще свойственно взрослому, но едва ли мальчику. По той же причине, к счастью, обошлось без абсолютно , хотя вообще иностранных слов в «Саге» немало, их еще избегали не всегда и не все.

Даже простые на нынешний взгляд приемы тогда, в середине 30-х годов, оказывались находкой. В устах или мыслях мальчугана suppose, конечно, не допустим , предположим , даже не что, если , а еще непосредственней, по-детски: а вдруг …

И в другой раз он вздыхает: All right I suppose I must put up with it – в переводе нет ни полагаю , ни должен , сказано безошибочно: Ну что ж, придется потерпеть .

Перед сном мальчик нарочно раздевается медленно: so as to keep her there, буквально: чтобы задержать мать, в переводе: чтобы она подольше не уходила .

И когда ему снится страшный сон о большой черной кошке, он думает так, как свойственно ребенку: «Молоко ведь было кошкино, и он дружески протянул руку, чтобы погладить ее ». Диковато было бы сюда, в его восприятие вставить по-русски существо , животное , ведь английское the creature тут просто она , та самая кошка, что и обозначено артиклем.