Lingwowed

Вульгарно-марксистскими могут казаться сейчас и формулировки заключительной страницы книги, где речь идет о размывании «ответственной социальной позиции» в современной литературе и науке. Тем не менее здесь подняты весьма серьезные проблемы, связанные, в современной терминологии, с распространением модернизма и модернистского взгляда на мир.

И безусловно, требуют рассмотрения многочисленные употребления во всей книге слова «идеология» и производных от него. Оно явно отличается от исконно марксистского понимания идеологии как «иллюзорного сознания», противопоставленного научному. Но в СССР к 1928 г. господствовало иное понимание идеологии, в отечественной традиции восходящее к Г. В. Плеханову. См., например, энциклопедическое определение: идеология – «система взглядов и идей, в которых осознаются и оцениваются отношения людей к действительности и друг к другу, соци-альные проблемы и конфликты, а также содержатся цели (программы) социальной деятельности, направленной на закрепление или изменение (развитие) данных общественных отношений». Конечно, такое широкое понимание могло и сужаться.

Что же признается идеологией в МФЯ? Е. А. Богатырева считает, что под «областью идеологии» Бахтин «подразумевает в основном сферу духовной культуры, сферу ценностного бытия, область социального общения», см. также. А Л. Матейка подчеркивает семиотический характер понятия идеологии в МФЯ, неотделимость идеологии от материальной реальности знака. А Г. Тиха-нов, наоборот, подчеркивает различие между семиотическим подходом формальной школы и идеями МФЯ, где идеология связывается прежде всего с социальным взаимодействием людей [Tihanov 1997: 605, 613].

Во всех этих точках зрения есть доля истины. Очень широкое понимание идеологии в МФЯ включает в себя самые разнообразные аспекты. И кстати, оно не так уж расходится с приведенным определением идеологии в БСЭ. Осознания и оценки «отношений людей к действительности и друг к другу» – это как раз то, о чем постоянно говорится в отношении идеологии в МФЯ, а содержание языковых знаков, так как оно обычно понимается в лингвистике (например, у К. Бюлера), в основном и охватывает данные два вида отношений. Не хватает разве что аспекта, связанного с выражением чувств и эмоций говорящего, но в МФЯ как раз этой части содержания знака придается наименьшее значение. Идеология делится во второй части книги на собственно идеологию и жизненную идеологию; в самой книге это разграничение прямо сопоставляется с разграничением соответственно идеологии и общественной психологии у Плеханова (при некоторых отличиях, упомянутых выше). О соотношении этой концепции в марксизме (Г В. Плеханов, Н. И. Бухарин) и в МФЯ см

Идеология понимается в МФЯ крайне широко, но прежде всего она рассматривается с точки зрения отношения к языковому знаку и языковому выражению. И об идеологии говорится как раз там, где мы бы сейчас сказали о значении, смысле, семантике и т. д. Ср. приводившуюся формулировку о знаке, преломляющем действительность: материальная сторона знака вне идеологии, а знаковое значение – сфера идеологии, по-разному соотносящаяся с действительностью. При отсутствии в книге семантической теории ее роль по сути играет концепция идеологии.

Сейчас употребление слова «идеология» в подобных контекстах выглядит непривычно. По моим наблюдениям, у современных студентов, изучающих МФЯ в курсе истории лингвистики, именно оно вызывает наибольшее удивление (сказывается и дискредитация этого слова в публицистике последних полутора десятилетий). Кстати, не закрепилось оно в этом смысле и в советской лингвистике в 30-е гг. и позже. Но в годы написания МФЯ оно как раз встречалось, и далеко не у одних марксистов. Вот цитата из книги Р. Якобсона, опубликованной в Праге в один год с МФЯ: «Речь идет не о психических процессах, но о явлениях идеологического порядка, а именно о знаках, образующих социальные значимости». Тут об идеологии говорится в смысле, близком с МФЯ. Так же идеологическое противопоставлено психическому, так же предлагается заниматься не психологией, а идеологией. Так что и здесь подход МФЯ лежал в общем русле поисков лингвистики той эпохи (хотя, разумеется, между МФЯ и пражцами было немало расхождений). См. также и концепцию языка как идеологии у В.И. Абаева, о которой речь пойдет в следующей главе, хотя там понимание идеологии несколько иное.

Наконец, мы уже подошли и к первой части книги. Как я уже отмечал, она представляет собой общеметодологическое введение к остальным частям, при этом многое из сказанного здесь не получает в дальнейшем развития. Прежде всего, семиотическая концепция первой части находит продолжение лишь в обособленном внутри второй части фрагменте о знаке и сигнале. То же относится и к ряду марксистских положений первой части вроде отнесения языкового знака к надстройке ввиду его идеологического характера.