Lingwowed

Итог работы оказывается двойственным. С одно стороны, ее основная часть завершается словами о необходимости «внедрения марксизма в языкознание» (18). Но с другой стороны, о марксизме много говорится в связи с вопросами о надстройке и классовости языка. Зато в позитивной части, где говорится о том, как строить науку о языке (12–16), это слово упомянуто лишь дважды, причем по одному и тому же поводу: «Марксизм не признаёт внезапных взрывов в развитии языка» (15). «Марксизм считает, что переход языка от старого качества к новому происходит не путем взрыва, не путем уничтожения существующего языка и создания нового, а путем постепенного накопления элементов нового качества, следовательно, путем отмирания элементов старого качества» (15). Но ведь принятый в марксизме закон перехода количества в качество, сформулированный еще Гегелем, предполагает как раз не только «постепенное накопление», но и обусловленный им «взрыв», переход в качественно новое состояние. У Сталина здесь мы видим чисто эволюционный подход к развитию языка, свойственный немецким младограмматикам и их русским последователям вроде Д. Н. Кудрявского. Именно этот подход скрывается у Сталина под марксистской оболочкой.

Всё это соответствовало общему подходу Сталина последних лет жизни. Правя двумя годами раньше доклад Т. Д. Лысенко, «на полях против заявления Лысенко, что „любая наука классовая“, Сталин написал: „ХА-ХА-ХА. А математика? А дарвинизм?“». Как пишет Ж.А. Медведев, «понятие „советская наука“ воспринималось теперь как „отечественная наука“, чтобы подчеркнуть этим преемственность между советским и российским, дореволюционным периодами».

Еще один вопрос, на котором надо остановиться, – о соотношении между МФЯ и работой Сталина. Была попытка представить идеи МФЯ как «предвосхищение» идей Сталина о языке. Эта попытка представляется неубедительной, о чем писал В. Л. Махлин, с которым по данному вопросу можно согласиться. В сталинских работах можно найти переклички (может быть, и случайные) с формулировками «врага народа» Е. Д. Поливанова (см. выше), с брошюрой обьявленного тогда «космополитом» П. С. Кузнецова против Марра (например, о том, что сравни-тельно-историческое языкознание лучше марризма тем, что толкает к изучению языков). Но общие с МФЯ положения, исключая апелляции к марксизму и самые общие формулировки (например, что язык – средство общения между людьми, о чем писали очень многие), найти вряд ли возможно. Об отношении Бахтина в 50-е гг. к сталинской брошюре речь пойдет в шестой главе.

Зато различий можно найти немало. Например, в МФЯ подчеркивается принципиальное различие между орудиями труда, не являющимися знаками, и языком как знаковой системой; Сталин же их сближает. И к надстройке язык безусловно отнесен в начале второй главы первой части МФЯ. Но главное даже не в этом. В двух работах по философии языка под языком понимается не одно и то же.

Для Сталина язык – это прежде всего «грамматический строй» и «основной словарный фонд», то есть главное из того, что фиксируется соответственно в грамматиках и словарях. Уже из этого очевидно, что, с точки зрения МФЯ, работа Сталина относится к «абстрактному объективизму».

Автор недавней японской работы, посвященной вопросам языка в сочинениях Сталина, ставит любопытный вопрос о сходстве идей брошюры 1950 г. со структурализмом. Но идеи структурализма непосредственно у Сталина не отразились, а Танака прав в том смысле, что общее здесь – в более широком круге идей. В МФЯ эти идеи названы «абстрактным объективизмом», свойственным не только Соссюру и его последователям. Ссылаясь на работу, о которой я специально говорю в пятой главе, японский ученый критикует и Сталина, и структуралистов за сведение языка к «технике» при игнорировании «идеологии».

К. Танака излишне снисходителен к марризму и излишне строг к советской лингвистике после 1950 г. Однако заслуживают внимания его слова о том, что работа Сталина показала невозможность существования марксистской лингвистики. 2. Советские работы после 1950 г

После смерти И. В. Сталина ссылки на его труд, переставший издаваться, исчезли очень быстро, реально даже до XX сьезда КПСС. В целом с тех пор о нем чаще вспоминали за рубежом. Там иногда можно встретить работы, основанные на его идеях. Например, см. небольшую книгу индийского автора, посвященную вопросам социального функционирования языка. См. также упомянутую книгу, где сталинская брошюра (в отличие от более ранних работ того же автора по национальному вопросу) оценивается критически. В современной России бывают попытки марксистской интерпретации этой брошюры, например у Ю. П. Белова, но их рассмотрение выходит за пределы лингвистики.