Lingwowed

Если сопоставить эту классификацию с тем, о чем говорится в МФЯ, то, по-видимому, в качестве реального объекта лингвистики в МФЯ рассматривается тот круг явлений, который Бюлер относит к сфере речевых актов и речевых действий. Устойчивое и закономерное—речевые акты, а вся конкретика—речевые действия. Проблематика же, связанная с языковыми структурами и языковыми произведениями, считается в МФЯ фиктивной или же годной лишь для педагогических целей. Бюлер же никак не ограничивал лингвистику какой-либо частью из четырех выделенных им явлений. Для него все было важно.

Еще более заметны переклички с МФЯ в первой, самой известной из аксиом Бюлера (четвертую аксиому, касающуюся слова и предложения, мы специально рассматривать не будем). Соответствующие положения (при небольших различиях в терминологии) уже содержались в известной авторам МФЯ статье 1922 г. Здесь предлагается общая модель языка. Бюлер помещает язык как бы в центр условного пространства, а с трех сторон от него находятся: 1) предметы и ситуации; 2) отправитель; 3) получатель. В связи с этим выделяются три смысловых отношения: соответственно репрезентация, экспрессия и апелляция. Сложный языковой знак обладает тремя семантическими функциями. «Это символ в силу своей соотнесенности с предметами и положением дел; это симптом (примета, индекс) в силу своей зависимости от отправителя, внутреннее состояние которого он выражает, и сигнал в силу своего обращения к слушателю, чьим внешним поведением или внутренним состоянием он управляет так же, как и другие коммуникативные знаки». «Все три основные понятия должны быть семантическими». В связи с тремя функциями должны быть написаны «три книги о языке» [Бюлер 1993: 38].

Такая концепция отличалась и от традиционного подхода (слово – обозначаемый предмет), и от идей структурализма (означающее – означаемое). Бюлер говорит о трехкомпонентности функций каждого знака (хотя, разумеется, в разных знаках разные функции могут присутствовать в разной степени). Традиционно лингвистика выделяла в первую очередь отношения между языком и «предметами и ситуациями». Бюлер же говорит о трех равноправных сторонах, в число которых входят отправитель—говорящий и получатель – слушающий. Этим его концепция прямо сближается с концепцией МФЯ. Особо надо отметить равноправность слушающего с осталь-ными сторонами треугольника. Такой подход встречался не так часто, например, Соссюр время от времени упоминал говорящего и вовсе игнорировал слушающего.

Концепция Бюлера может быть названа умеренно структуралист ской. Не отвергая (в отличие от МФЯ) основные положения Сос-сюра, он не принял сосредоточения лингвистики на изучении языка в смысле Соссюра и не отказался от психологизма. Его теория повлияла на некоторых ученых, в том числе на Н. Трубецкого, опирающегося на нее в «Основах фонологии», но все же она находилась вне магистрального пути лингвистики того времени.

Встает вопрос о том, насколько идеи Бюлера повлияли на МФЯ и другие работы круга Бахтина. Несмотря на то, что Бюлер упомянут в этих работах лишь по частным вопросам, его влияние могло быть и более существенным. Недавно появилась статья, в которой высказывается предположение о том, что именно статья Бюлера 1922 г. была одним из основных источников идей МФЯ и других работ волошиновского цикла (при этом автор статьи стремится отделить Волошинова от Бахтина, считая, что оппозиционный к неокантианству Бюлер влиял только на Волошинова). В част ности, первая аксиома Бюлера о трех смысловых отношениях и трех семантических функциях стала «основой того, что известно как бах-тинская теория высказывания». Эта идея развивается и в другой статье. Имеется в виду определение высказывания (слова) как продукта социального взаимодействия трех: говорящего, слушателя и героя; оно появилось в «Слове в жизни и слове в поэзии» и было повторено в последних статьях волошиновского цикла. Сходство несомненно, а у Бюлера здесь исторический приоритет. К Бюлеру возводится и идея о возникновении значения в процессе общения. Все-таки трудно сказать, где во всех этих случаях влияние Бюлера, а где самостоятельный ход мыслей Бахтина и его кружка. Однако в любом случае в концепции венского психолога можно было находить опору и идейную близость.

Отмечу, что К. Брандист показывает сходство между Бюлером и волошиновским циклом и в критике фрейдизма, хотя здесь нет данных о том, были ли Волошинову или Бахтину известны соответствующие работы Бюлера. В любом случае Карл Бюлер был одним из наиболее концептуально близких ученых к авторам МФЯ, и переклички их идей требуют всестороннего изучения. V.3.2. Алан Гардинер