Lingwowed

Технизация может иметь различную степень. Предельный случай технизации – грамматикализация, особенно морфологизация, когда от былой идеологии не остается и следа. Отмечено также, что «наряду с этим основным процессом в языке имеют место постоянно также встречные явления, явления частичного семантического оживления, „омоложения“ и экспансии отдельных элементов речи». Однако «генеральная линия языкового развития» – технизация. И все другие формы идеологии («религиозные воззрения, философские системы, литературные направления, архитектурные стили, произведения скульптуры, живописи и!музыки») также подвержены десемантизации: «общество перестает понимать их сокровенную идею, их „душу“, их смысл», но может их сохранять «для чисто внешнего, формального обрамления».

Говорится о двух важных следствиях из процесса технизации: законе социализации (в многоязычном коллективе возникает единый язык) и законе преемственности (идеология меняется быстрее, чем язык). Из последнего закона следует, что «язык одной эпохи оказывается пригодным для другой… язык одной социальной группы оказывается способным обслуживать другую. Как идеология – язык социально и исторически ограничен, как техника – он общенационален и преемственен».

Далее автор статьи вводит важное разграничение двух видов соотношения между языком и идеологией. Согласно Абаеву в процессе технизации язык превращается из идеологической системы в «технику общения», а «на смену идеологии, выраженной в самом языке (как идеологической системе), приходит идеология, выраженная с помощью языка (как коммуникативной системы). Если в процессе своего создавания язык сам по себе есть некая идеология, то с течением времени он все более становится техникой для выражения других идеологий, техникой для обслуживания общественной коммуникации». Выше речь уже шла о том, к каким сложностям мог приводить столь важный для советской науки 20– 30-х гг. тезис о классовости языка. Подход Абаева открывал путь для его решения: «язык как идеология» классов, «язык как техника» един для всех.

В противовес общей тенденции науки о языке второй половины XXIX в. и всего XXX в. Абаев включает в свою концепцию оценочный компонент. Однако оценки его двойственны. С одной стороны, «технизация языка оказывается… истинным благодеянием: она экономит обществу силы, она избавляет общество от непосильного труда вновь и вновь переделывать сверху донизу свою речь». Но с другой стороны, «процесс технизации несет в себе… могучую унифицирующую тенденцию, которой живое семантическое сознание сопротивляется».

Как справедливо отмечает Т. М. Николаева, идеология у Абае-ва сходна с тем, что теперь называют картинами!мира в языке. Однако «творческий» период, когда «преобладают идеологически-созидательные процессы», переносится в основном в глубокую древность, а современность признается «периодом, когда преобладают процессы техническо-приспособительные». Это, пожалуй, самое слабое место интересной концепции; здесь могли проявиться идеи В. фон Гумбольдта о двух периодах в истории языка: «развития» и «тонкого совершенствования». Но влияли и идеи Марра: изучение языка как идеологии в значительной степени свелось у Абаева к пресловутой марровской «лингвистической палеонтологии», выявлению в современных и классических языках «реликтов первобытного мышления». Во второй статье, вероятно, отвечая на критику марристов, Абаев уже прямо приравнивал изучение идеологии и палеонтологию.

Абаев игнорировал структурные концепции языка, лишь кратко во второй статье упомянув учение о фонеме как «яркую идею». Но очевидно отнесение им всей сферы языка в смысле Соссюра к «технике». А «субьективные представления, настроения и ассоциации»—явления явно речевые. Что же касается образования новых слов и значений, то близкий к Соссюру А. Сеше позднее (1940) специально рассмотрел данный процесс, указав, что он перво-начально происходит в речи, а затем в случае принятия языковым коллективом переходит в язык. Чем не технизация? Если отвлечься от уклона Абаева в «доисторию», то противопоставление техники и идеологии можно соотнести с противопоставлением языка и речи.

Абаев, как и другие лингвисты, примыкавшие к марристскому лагерю, специально не спорил со структурализмом: он понимался как часть «индоевропеистики» в широком смысле Марра (см. первую главу) наряду с младограмматизмом и другими течениями. Всю эту совокупность направлений Абаев характеризует как «науку о тех-низованных формах речи», игнорирующую язык как идеологию. Много лет спустя он уже прямо критиковал структурализм за «односторонний… подход к языку в аспекте только коммуникативной техники».