Lingwowed

Далее говорится: «Допустимо ли думать о существовании языка, не касаясь того, что мы слушаем, читаем? Полагать, что язык существует и тогда, когда на нем никто не говорит, – всего лишь абстракция. То есть, пренебрегая собственной субьективной деятельностью, нельзя думать о существовании языка. Существование природы можно наблюдать и отвлекаясь от создавшего ее субьекта, но, исследуя язык, никогда и ни при каких условиях нельзя не учитывать субьект, его порождающий. Язык и есть деятельность, осуществляющая говорение, чтение и др. Конкретный языковой опыт формируется, когда с помощью звука понимается мысль, поэтому реально язык – субьективная деятельность. Фактически эта субьективная деятельность и есть конкретный объект лингвистического исследования. На этом основании можно сказать, что язык – одна из форм человеческой деятельности, одна из форм выражения мыслей и чувств. Рассматривать язык подобным образом – значит правильно описывать язык в его реальном виде».

Такой «правильной» точке зрения противопоставляется «неправильная», «наивно-реалистическая», при которой языком считается «то, что говорится или читается в процессе говорения или чтения». В частности, существование словарей вовсе не означает, что там зафиксирован язык, отделенный от деятельности субьекта: «Зафиксированная в словаре лексика – всего лишь образцы конкретных предметов, созданные абстракцией в отношении к конкретным словам, подобные рисункам цветов сакуры в книгах по естествознанию. Словарь создается в результате научного пользования конкретным языком, но это не сам конкретный язык». При «наивно-реалистической точке зрения» «объектом изучения становится результат научной абстракции».

Более того, «словарь не регистрирует единицы лексики, он всего лишь содействует формированию деятельности языкового выражения и языкового понимания… С помощью этой вехи (иероглифа в словаре. – В.А.) и приложенных к ней толкований и комментариев человек, обращающийся к словарю, приобретает некоторый языковой опыт».

Все сказанное относится не только к современному устному и письменному языку, но и к языку прежних эпох: «Древний язык потому и называется языком, что он мыслится как субьективная деятельность людей прошлых времен. Мы можем описать памятники старого языка как конкретную языковую деятельность только с помощью реконструкции субьективной деятельности древнего человека».

В языке согласно Токиэда есть разные стороны: психологическая, физиологическая и физическая. Однако ни одна из них не является главной: язык «является субьективной деятельностью, обьединяющей эти элементы». Если же рассматривать язык как структуру, то «он неизбежно окажется смесью. разнородных элементов, а языкознание – смешанным хозяйством разных наук (психологии, физиологии, физики и т. д.), изучающих по отдельности эти элементы».

«Язык не существует… вне человека, который пытается его описать; он существует как духовный опыт самого наблюдателя». Методом изучения языка является деятельность толкования. Это относится не только к древним, но и к современным языкам, поскольку, воспринимая высказывания собеседника, мы должны мысленно истолковывать услышанное, повторить одинаковый с собеседником опыт. Например, услышав высказывание Бежит собака, мы должны понять, о какой собаке идет речь. Это и есть тол-ковательская деятельность. Тем самым язык собеседника «делается объектом в нашем собственном духовном опыте».

Далее Токиэда говорит о двух возможных позициях по отношению к языку. Первая позиция – «позиция субьекта», то есть того, кто говорит, слушает, пишет, читает. Вторая позиция – «позиция наблюдателя». Две позиции связаны с двумя точками зрения на язык. «Точка зрения субьекта: понимание, выражение, оценка, распределение по ценности. Точка зрения наблюдателя: наблюдение, анализ, описание». Точки зрения различны, хотя «если в качестве объекта исследуется собственный язык, то один и тот же человек становится субьектом и наблюдателем». Разница точек зрения проявляется, в частности, в оценочности подхода субьекта и безоценочности подхода наблюдателя. Например, с точки зрения наблюдателя литературный язык и диалект равноправны, но с точки зрения субьекта литературный язык более престижен.

Однако две точки зрения, будучи различными, в то же время и связаны односторонней связью: «Точка зрения наблюдателя возможна только тогда, когда имеет своей предпосылкой точку зрения субьекта. Чтобы Б, находясь в позиции наблюдателя, мог иметь своим объектом язык лица А, он должен толковать его с позиции субьекта, вновь его субьективно пережить, а затем только перейти на позицию наблюдателя, следя при этом за своим собственным опытом. Б, прежде чем выступить в качестве наблюдателя, должен встать на позицию субьекта». Это относится к изучению любого языка: родного и чужого, живого и мертвого.